Неточные совпадения
— Я не могу быть католичнее
папы, —
сказала она.
― Арсений доходит до крайности, я всегда говорю, ―
сказала жена. ― Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен. И правду говорит
папа, что когда нас воспитывали, была одна крайность ― нас держали в антресолях, а родители жили в бельэтаже; теперь напротив ― родителей в чулан, а детей в бельэтаж. Родители уж теперь не должны жить, а всё для детей.
— Так заезжай, пожалуйста, к Болям, —
сказала Кити мужу, когда он в одиннадцать часов, пред тем как уехать из дома, зашел к ней. — Я знаю, что ты обедаешь в клубе,
папа тебя записал. А утро что ты делаешь?
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и
скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с
папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
— Нет,
папа… как же нет? А в воскресенье в церкви? —
сказала Долли, прислушиваясь к разговору. — Дай, пожалуйста, полотенце, —
сказала она старику, с улыбкой смотревшему на детей. — Уж не может быть, чтобы все…
— Нет,
папа, он очень милый, и Костя его очень любит, — как будто упрашивая его о чем-то, улыбаясь
сказала Кити, заметившая выражение насмешливости на лице отца.
— Вот и
папа приехал! —
сказала ей Кити.
— Нет, вы мне только
скажите, Василий Лукич, — спросил он вдруг, уже сидя за рабочим столом и держа в руках книгу, — что больше Александра Невского? Вы знаете,
папа получил Александра Невского?
— Да
папа и так нас оставил. Мы его не видали, —
сказала Кити. — И какие же мы молодые? — мы уже такие старые.
— Ну что, Капитоныч? —
сказал Сережа, румяный и веселый возвратившись с гулянья накануне дня своего рождения и отдавая свою сборчатую поддевку высокому, улыбающемуся на маленького человека с высоты своего роста, старому швейцару. — Что, был сегодня подвязанный чиновник? Принял
папа?
— Ну, что ты
скажешь про
папа? — спросила Кити. — Что же и он плох, потому что ничего не делал для общего дела?
— Да, очень весело было,
папа, —
сказал Сережа, садясь боком на стуле и качая его, что было запрещено. — Я видел Наденьку (Наденька была воспитывавшаяся у Лидии Ивановны ее племянница). Она мне
сказала, что вам дали звезду новую. Вы рады,
папа?
— Ну вот, пускай
папа посмотрит, —
сказала Лизавета Петровна, поднимая и поднося что-то красное, странное и колеблющееся. — Постойте, мы прежде уберемся, — и Лизавета Петровна положила это колеблющееся и красное на кровать, стала развертывать и завертывать ребенка, одним пальцем поднимая и переворачивая его и чем-то посыпая.
— Maman, отчего же
папа не поехать с нами? —
сказала Кити. — И ему веселее и нам.
— Ах, я давно так не смеялась! —
сказала Варенька, собирая зонтик и мешочек. — Какой он милый, ваш
папа!
— Я не понимаю,
папа, как ты можешь смеяться! —
сказала она быстро. Гнев отемнил прекрасный лоб ее… — Бесчестнейший поступок, за который я не знаю, куды бы их следовало всех услать…
— Если вам грустно, то мне было бы еще грустнее расстаться с вами, —
сказал папа, потрепав его по плечу, — я теперь раздумал.
Увидев нас,
папа только
сказал...
— Ну, ступайте теперь к
папа, дети, да
скажите ему, чтобы он непременно ко мне зашел, прежде чем пойдет на гумно.
— Ну, покажи же, Николенька, что у тебя — коробочка или рисованье? —
сказал мне
папа.
— Il ne fallait pas danser, si vous ne savez pas! [Не нужно было танцевать, если не умеешь! (фр.)] —
сказал сердитый голос
папа над моим ухом, и, слегка оттолкнув меня, он взял руку моей дамы, прошел с ней тур по-старинному, при громком одобрении зрителей, и привел ее на место. Мазурка тотчас же кончилась.
— Ах, что ты со мной сделала! —
сказал папа, улыбаясь и приставив руку ко рту с той стороны, с которой сидела Мими. (Когда он это делал, я всегда слушал с напряженным вниманием, ожидая чего-нибудь смешного.) — Зачем ты мне напомнила об его ногах? я посмотрел и теперь ничего есть не буду.
— А! вот что! —
сказал папа. — Почем же он знает, что я хочу наказывать этого охотника? Ты знаешь, я вообще не большой охотник до этих господ, — продолжал он по-французски, — но этот особенно мне не нравится и должен быть…
— Сделайте божескую милость, Николай Дмитрич, нельзя ли к вам будет баринову щикатулку положить, —
сказал запыхавшийся камердинер
папа, высовываясь из коляски, — она маленькая.
И княгиня, наклонившись к
папа, начала ему рассказывать что-то с большим одушевлением. Окончив рассказ, которого я не слыхал, она тотчас засмеялась и, вопросительно глядя в лицо
папа,
сказала...
— Этот у меня будет светский молодой человек, —
сказал папа, указывая на Володю, — а этот поэт, — прибавил он, в то время как я, целуя маленькую сухую ручку княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой — скамейку, и т. д., и т. д.
— Поцелуйте же руку княгини, —
сказал папа.
Петр Александрыч! —
сказала она шепотом, с выражением истинного отчаяния, и потом, заметив, что
папа поворачивает ручку замка, она прибавила чуть слышно...
— Полно, мой дружок, —
сказал папа, — ведь не навек расстаемся.
Сказав с Карлом Иванычем еще несколько слов о понижении барометра и приказав Якову не кормить собак, с тем чтобы на прощанье выехать после обеда послушать молодых гончих,
папа, против моего ожидания, послал нас учиться, утешив, однако, обещанием взять на охоту.
Скажи теперь при всех лишь нам,
Чему учён ты, что ты знаешь
И как ты свой народ счастливым сделать чаешь?» —
«
Папа́», ответствовал сынок: «я знаю то,
Чего не знает здесь никто...
— И прошу вас
сказать моему
папа́, что, если этого не будет, я убью себя. Прошу вас верить.
Папа́ не верит.
— Просто — тебе стыдно
сказать правду, — заявила Люба. — А я знаю, что урод, и у меня еще скверный характер, это и
папа и мама говорят. Мне нужно уйти в монахини… Не хочу больше сидеть здесь.
Явились двое: человек в
папахе, — его звали Калитин, — и с ним какой-то усатый, в охотничьих сапогах и коротком полушубке; он
сказал негромко, виновато...
— Что мне вам рассказывать? Я не знаю, с чего начать. Paul сделал через княгиню предложение, та
сказала maman, maman теткам; позвали родных, потом объявили
папа… Как все делают.
— Наутро, — продолжала Софья со вздохом, — я ждала, пока позовут меня к maman, но меня долго не звали. Наконец за мной пришла ma tante, Надежда Васильевна, и сухо
сказала, чтобы я шла к maman. У меня сердце сильно билось, и я сначала даже не разглядела, что было и кто был у maman в комнате. Там было темно, портьеры и шторы спущены, maman казалась утомлена; подло нее сидели тетушка, mon oncle, prince Serge, и
папа…
— Что это, видно,
папа не будет? —
сказала она, оглядываясь вокруг себя. — Это невозможно, что вы говорите! — тихо прибавила потом.
— Да начать хоть с Хины,
папа. Ну,
скажи, пожалуйста, какое ей дело до меня? А между тем она является с своими двусмысленными улыбками к нам в дом, шепчет мне глупости, выворачивает глаза то на меня, то на Привалова. И положение Привалова было самое глупое, и мое тоже не лучше.
— Да… но при теперешних обстоятельствах… Словом, вы понимаете, что я хочу
сказать. Мне совсем не до веселья, да и
папа не хотел, чтобы я ехала. Но вы знаете, чего захочет мама — закон, а ей пришла фантазия непременно вывозить нынче Верочку… Я и вожусь с ней в качестве бонны.
— Ты сиди пока здесь и слушай, — просила девушка, — я боюсь, чтобы с
папой не сделалось дурно… Понял? Чуть что, сейчас же
скажи мне.
— «
Папа, говорит,
папа, я его повалю, как большой буду, я ему саблю выбью своей саблей, брошусь на него, повалю его, замахнусь на него саблей и
скажу ему: мог бы сейчас убить, но прощаю тебя, вот тебе!» Видите, видите, сударь, какой процессик в головке-то его произошел в эти два дня, это он день и ночь об этом именно мщении с саблей думал и ночью, должно быть, об этом бредил-с.
— Ах,
папа! Я ведь знаю, что тебе новый доктор про меня
сказал… Я ведь видел! — воскликнул Илюша и опять крепко, изо всей силы прижал их обоих к себе, спрятав на плече у
папы свое лицо.
—
Папа, поедем в Америку, когда m-r Бьюмонт купит у тебя завод, —
сказала шутя Катерина Васильевна: — я там буду что-нибудь делать. Ах, как бы я была рада!
«Что это значит,
папа? —
сказала она с удивлением, — отчего вы хромаете?
— Думай себе что хочешь, —
сказал Данило, — думаю и я себе. Слава богу, ни в одном еще бесчестном деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну, — не так, как иные бродяги таскаются бог знает где, когда православные бьются насмерть, а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов [Униаты — принявшие унию, то есть объединение православной церкви с католической под властью римского
папы.] даже не похожи: не заглянут в Божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был прав. Да, он принимал благодарности, а что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы. Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни
папы, ни мамы не
скажут.
— А если я не могу,
папа?.. Ведь вы все молчите, а я взяла и
сказала. Я ему все
сказала.
— Я
скажу папе, чтоб он просто не принимал вас.
— Нет,
папа, отлично понимаю. Ну,
скажи, пожалуйста, для чего нам много денег: ведь ты два обеда не съешь, а я не надену два платья?.. Потом, много ли богатых людей на свете, да и вопрос, счастливее ли они от своего богатства?
— Коска съест, —
сказал младший. — И
папа не позволит.